Добрый день уважаемые любители и хранители истории нашей.
Куплю пули по Крымской войне (русские, 4 вида, шарики, Куликова, Петерса и Нейслера)
В первую очередь хотелось обратится к тем, комрадам, которые большого интереса к ним не имеют, которые лежат без дела, до лучших времен. Хотелось бы по адекватной цене, а то я уже прикупил более 2000 шт. но все равно не хватает.
Теперь хочу поделится с Вами что я из них делаю. Когда-то наткнулся в инете на легенду о корабле «Три Святителя» (кому интересно скину ниже и фото что у меня получается с этими пулями). Что-то она меня так впечатлила, что до сих пор не выходит с головы. И однажды ко мне пришла мысль сделать панно, арт объект (кому как удобно),  из исторических предметов (собрав их до кучи)))  ). И этими предметами раскрыть кусочек истории того времени к какому они относятся. И пока начал с одной легенды по Крымской войне. Решив чуть-чуть оживить эту легенду, чтоб её можно было не только по читат,ь но и увидеть пощупать. Так как самым массовым материалом на мой взгляд являются пули, вот с них и начал. Не судите строго это где-то 55% работы.

Легенда про «Три Святителя»

Когда летом 1852 года паровой флот англичан и французов подошёл к Севастополю, стало ясно: пробил последний час парусников. Их решили затопить у входа в бухту, чтобы корабли собой закрыли подступы к городу вражеской эскадре. Ох, как выли матросские женки, собиравшиеся на берегу! А между тем, с кораблей сгружали орудия, ядра, порох, провиант, то и дело кто-нибудь из матросов смахивал маленькую, быструю, злую слезу с обветренной щеки. А у иного рыдание запирало глотку. И он останавливался в спешке, напрасно стараясь схватить воздух сведенным болью ртом. У молодых офицеров дрожали руки, и команды они отдавали, не глядя в глаза матросам…
Сам адмирал Корнилов, командующий флотом, стоял на берегу с непокрытой головой. Великое горе было в его глазах, а благородное лицо стало ещё бледнее обычного. Адмирал был красив такой одухотворенной красотой, которая передаётся из рода в род вместе с наказом беречь честь, служить престолу и отечеству. Многие в тот страшный час соединяли взглядом стройные силуэты кораблей, медленно спускавших белоснежные паруса, с фигурками адмиралов, стоящих на берегу. По круглому лицу самого младшего из них, Истомина, проходила судорога страдания. Нахимов был мрачен, чернее тучи.
Корабли уходили на дно по-разному. Одни ложились на бок, волны долго ещё плескались в трюмах, били о борт. Другие задирали корму, погружались, сопровождаемые ревом и стоном воды, которая воронкой завивалась вслед ухнувшей громаде.
– Ишь, как! – говорили на берегу. – Будто в охотку пошел к батьке морскому в гости!
– А этот, душевный, с белым светом расставаться не хочет!
– Тяжело ему. Я на нём ещё под Синоп ходил… от трех турецких тогда отбились. Как это тебе?
– Что говорить, постарались для России.
– Постарались…
Синопское сражение. 18 ноября 1853 года (Черноморский флот врывается в Синопскую бухту)
Но вот дошла очередь до «Три Святителя». Ещё недавно на этом корабле держал свой флаг адмирал Нахимов. На нём он ворвался в Синопскую гавань, его он любил, как детище своё любят одинокие люди. Когда подошла очередь " Три Святителя ", Нахимов не выдержал, ушёл с набережной. А матросы между тем продолжали свое невеселое дело. Как и в других случаях, пробуравили в днище корабля несколько дыр, а он – ни в какую: стоит на воде, красуется. Тихонько шлепает волна о крутые бока – будто войны никакой нет. Будто сейчас спустят парадный трап, отлетит от корабля шлюпка, взойдут на неё сам Нахимов, и все очнутся от страшного сна…
Но Бог, видимо, судил иначе. И стали буравить новые дыры в днище корабля. Другим-то и двух-трех хватило. А тут уже четырнадцать, но корабль стоит, мачты в самый зенит, ни кренится.
А время не терпит, время подпирает!
Тогда отдали команду: «Владимиру» стрелять в «Трех Святителя». Вот он и начал. Что тогда на берегу поднялось! Бабы, что прибежали с Корабельной, друг другу на грудь падают, ревут, матросы, кто губу закусил, чтоб не завыть, кто рукавом утирается, кто вовсе обмяк.
А снаряды попадают, рвут борта. Но никакого результата.
Корабль, как стоял посреди бухты, так и стоит. А на берегу стоят, переговариваются:
– И за что ему судьба такая? От своих смерть принимать?
– И не говори, ничего горше нет, как на то смотреть.
– От турок сколько раз уходил. А тут – на!
А в то время матросик один как закричит:
– Икона его на воде держит! Забыли, вражьи дети! Не сняли. Эх – ма!
Сказал и так бескозыркой о землю ударил, так закричал, что все к нему головы повернули. А он подбежал к берегу, перекрестился и – в воду!
Доплыл до корабля, поднялся на борт, вынес икону и обратно – вплавь. Одной рукой подгребает, другой икону высоко над водой держит.
И только он на берег ступил, корабль покачнулся, как бы прощаясь с родной гаванью, кланяясь ей и тем, кто стоял, плакал над его судьбой. Вздох раздался. Нет, не на берегу – на самом корабле вздохнуло, горько, с тяжестью. И пошёл он на дно.