К XIX в. летописный Дорогичин на Западном Буге (современный Дрогичин, Польша), когда-то игравший важнейшую роль на русско-польском пограничье, превратился в небольшой заштатный городок Бельского уезда Гродненской губернии. То наступавшие, то отступавшие воды Западного Буга, не раз изменявшего свое русло, в течение столетий медленно, но упорно подмывали предградье и Замковую Гору — детинец древнего Дрогичина. После очередного обмеления местным жителям стали попадаться в речном иле различные предметы старины — керамика, орудия труда, оружие, украшения, монеты. Один из них, Мечислав Амброжевский, обратил внимание на маленькие свинцовые пластинки с загадочными знаками и в 1864 г. передал двадцать их экземпляров одному из основателей белорусской археологии, графу К. П. Тышкевичу, который уже в следующем году ввел дрогичинские пломбы в научный оборот, предварительно проконсультировавшись с рядом зарубежных ученых 1. С тех пор эти необычные памятники средневековой сфрагистики неизменно привлекают интерес многих исследователей, высказывающих разные точки зрения относительно происхождения, датировки, атрибуции и назначения находок 2.
На них оттиснуты с обеих сторон (либо реже одной) древнерусские княжеские тамги, схематичные изображения людей, животных, птиц, разнообразные геометрические фигуры и геральдические буквы. От обычных вислых печатей они отличаются меньшими размерами, преобладанием неправильной формы (округлой, подквадратной, прямоугольной, сегментовидной, овальной), крайней небрежностью изготовления, отсутствием надписей из нескольких слов. Если диаметр актовых булл достигает 20—40 мм, то пломбы, как правило, не превышают в поперечнике 8—15 мм, толщина их 1, 5— 3 мм.
Первые находки дрогичинских пломб попали в Виленский музей древностей, где к их изучению сразу же приступила Виленская археологическая комиссия, направившая запросы нескольким иностранным специалистам. Чешский археолог К. В. Запп, усмотрев в них сходство с польскими и чешскими гербами, полагал, что это таможенные клейма, свидетельствующие о древних торговых путях по Западному Бугу и Неману. Из Археологического института в Лондоне сообщили о похожих товарных пломбах римской эпохи из графства Уэстморленд (Англия) и коллекций Британского музея 2. Тышкевича полученные ответы не удовлетворили, так как ученый сомневался в наличии таможенного порядка и клеймения товаров в столь давние времена на месте Дрогичина. Не согласился он и с мнением Виленской археологической комиссии, отождествившей загадочные свинцовые кружки с буллами, когда-то привешивавшимся к документам ятвягов — западнобалтийских племен, которые проживали в древности вокруг Дрогичина, ошибочно считавшегося ранее их столицей. По его же собственной гипотезе, пломбы следовало причислить не к актовым печатям, а к религиозным талисманам, посвященным языческим божествам, чьи символы были заимствованы ятвягами у соседних славянских народов, имевших гончарную посуду с аналогичными клеймами на днищах 3. А. А. Котляревский, ознакомившийся с работой Тышкевича в процессе ее подготовки к печати в сборнике «Древности. Труды Московского археологического общества», назвал их знаками собственности либо фабричными марками, что поддержали позже П. С. Ефименко и Е. Т. Соловьев 4.
Дискуссия о дрогичинских пломбах приобрела более оживленный характер с 90-х годов прошлого столетия, после начатых в 1886 г. Н. П. Авенариусом раскопок детинца летописного Дорогичина и увеличения числа находок до нескольких тысяч. Он впервые обратил внимание на присутствие на маленьких свинцовых пластинках почти всех букв кириллического алфавита. Датировав их XII—XIV вв. и отнеся к товарным или таможенным пломбам,
Авенариус затруднился, однако, из-за переотложения культурного слоя точно определить, происходят ли они из городища либо посада 5. Но, выступая в 1893 г. на IX Археологическом съезде в Вильно, исследователь частично изменил свою точку зрения, заявив, что пломбы с русскими буквами являются буллами, которые привешивались документам и, возможно, к таможенным ярлыкам 6.
Киевский археолог-любитель и коллекционер Н. А. Леопардов, пожалуй, первым связал огромное скопление пломб в Дрогичине с функционированием важной торговой магистрали Днепр — Припять — Западный Буг — Висла — Балтийское море, использовавшейся для перевозки товаров из Византии, где их опечатывали специальные чиновники, т. е. коммеркиарии. Здесь, на русско-польском порубежье пломбы отрезались с целью контроля за сбором таможенной пошлины, шедшей в пользу киевского князя. В качестве доказательства византийского происхождения дрогичинских пломб им привлекались херсонесские монеты IX в.
Истолковывая большинство изображений на них как христианские символы, Леопардов первоначально относил появление таких товарных пломб к III в. н. э. и не включал в эту группу образцы со славянскими буквами 7. По мнению профессора Киевского университета И. В. Лучицкого, выступившего в 1891 г. с докладом в Обществе Нестора-летописца, все они не что иное, как немецкие товарные знаки, датирующиеся XIV—XVII вв. (причем, главным образом, XVII в. ) и свидетельствующие о ганзейской торговле по Западному Бугу через Дрогичин 8.
Значительный вклад в изучение этих интереснейших памятников средневековой сфрагистики внес археолог К. В. Болсуновский, собиравший с 1889 г. частную коллекцию, насчитывавшую от 3500 до 5000 экз. В 1894 г. им была издана книга с обзором данной проблемы и снимками 972 пломб, охарактеризованных первоначально как товарные знаки и распределенных по сюжетам на семь категорий 9. Пытаясь выяснить их происхождение, исследователь искал аналогии изображений в польской геральдике, затем, разделив находки на несколько серий, обратил особое внимание на самую распространенную, на его взгляд, группу «с условными знаками церковных праздников» 10. Статью о пломбах из Дрогичина в 1894 г. опубликовал немецкий историк, профессор Кёнигсбергского университета Л. Штида, участвовавший в работе IX Археологического съезда в Вильне, где они стали предметом оживленной, но вместе с тем и малопродуктивной дискуссии 11.
Известный ученый-византинист В. Г. Васильевский, выступая на съезде, указал на соответствующие аналогии в виде печатей византийских таможенных чиновников, а И. Я. Спрогис предположил, что пломбы — это печати судей. По мнению С. В. Люба-Радзинского, знаки на дрогичинских пломбах представляют русские гербы, что оспорил И. А. Линниченко, находивший в них сходство с польской эмблематикой и утверждавший об отсутствии у русских гербов в то время. Археолог В. И. Сизов посчитал их не за вислые печати, а за семейные русские знаки, тамги, применявшиеся в кустарных промыслах, сославшись на клейма на днищах древнерусских глиняных сосудов и кирпичах из Смоленска, о чем говорили также С. П. Писарев и Н. И. Петров. В ходе дискуссии далее подчеркивалось сходство клейм на пломбах с бортневыми знаками 12.

К тому времени в научной литературе появилась информация о находках пломб типа дрогичинских в ряде других мест Восточной Европы: в Киеве, Любове около Вильно, Рюриковом Городище под Новгородом и в самом Новгороде, в с. Борки около современной Рязани (древнего Переяславля-Рязанского) и в Старой Рязани, на днепровском острове Каменоватый в районе порогов, в Твери. Сравнив находки из Рязани (Сакор-горы на Борковском острове) и Старой Рязани, А. И. Черепнин нашел их весьма похожими на дрогичинские 13. Более полная публикация 138 рязанских свинцовых пломб была осуществлена позднее В. К. Трутовским, безосновательно отождествившим их с татарскими тамгами 1475—1480 гг., которые якобы удостоверяли документы, происходившие преимущественно из Крымского ханства 14.
С ним решительно не согласился крупнейший специалист в области сфрагистики Н. П. Лихачев, также уделивший немало внимания сопоставлению изображений на пломбах из Дрогичина, Новгорода и других древнерусских центров. По его наблюдениям, дрогичинские образцы наиболее близки к рязанским, но наряду со сходными признаками несколько отличаются от киевских и новгородских находок 15. В процессе аналитической работы им использовались все доступные для изучения материалы из музейных и частных собраний, в том числе собственного, насчитывавшего около трех тысяч экземпляров, частично, правда, беспаспортных. Широко привлекая актовые буллы, он предположительно атрибуировал личный знак одного из Рюриковичей — великого киевского князя Всеволода Ольговича (1139—1146 гг. ), более осторожно отнесясь к отождествлению других княжеских тамг, оттиснутых на пломбах дрогичинского типа, которые, по мнению ученого, являлись не вислыми печатями, не пломбами византийских коммеркиариев, а торговыми знаками, знаками производства 16. Ими интересовались и крупный нумизмат А. В. Орешников, и виднейшие археологи той поры — А. А. Спицын и Л. Нидерле 17. Среди изготовителей пломб, по предположению Спицына, могли быть правительственные, духовные и частные лица, общины и торговые общества, цехи 18.
На основе коллекции дрогичинских пломб, хранящейся в ГИМ (Москва), Б. А. Рыбаков подсчитал, что приблизительно 25% всех пломб из Дрогичина имеет древнерусские княжеские тамги, и объяснил их массовые находки активной торговлей Руси по Западному Бугу 19. Значительная часть дрогичинских пломб, по его предположению, связана с князем Всеволодом Ольговичем, который поддерживал тесные связи с Польшей, выдав свою дочь Звениславу замуж за сына краковского князя Владислава II — Болеслава Высокого, впоследствии правителя Силезии. Единичные образцы из остальных пломб со знаками Рюриковичей были ученым гипотетически идентифицированы с великим киевским князем Всеволодом Ярославичем (1078—1093 гг. ) и черниговским князем Олегом Святославичем (умер в 1115 г. ).
Польские ученые — востоковед Т. Левицкий и археолог К. Мусянович — отнеслись позитивно к выводам Б. А. Рыбакова, считая, что пломбы привешивались к товарам и к так называемым меховым деньгам Значительную ценность для их дальнейшего исследования представила опубликованная Мусянович коррелляционная таблица изображений на 458 дрогичинских пломбах из собраний Государственного археологического музея в Варшаве. Вслед за Левицким А. Л. Монгайт первым из отечественных исследователей связал находки пломб дрогичинского типа с процессом клеймения связок меховых денег, описанным арабским путешественником XII в. ал-Гарнати, хотя ранее в своей книге о Старой Рязани писал лишь о их товарной принадлежности 21. Немало интересных материалов, давших дополнительные данные для истолкования пломб, было получено в ходе археологических раскопок посада и городища Дрогичина в 1954—1957 гг. 22
Внимание ученых к пломбам дрогичинского типа вновь повысилось в последние двадцать лет. Основываясь на некоторых отличиях части новгородских пломб от дрогичинских в сочетании изображений и во внешнем оформлении, Б. Д. Ершевский первоначально отнес большинство из 342 изученных им находок из Новгорода и Рюрикова Городища к печатям новгородских посадников второй трети XII — первой трети XIII в., использовавшимся в смесном суде, а некоторые связал с древнейшими посадническими
печатями конца XI — начала XII в. и меховыми деньгами 23. Возможность привешивания части относительно хорошо изготовленных пломб дрогичинского типа к актовым документам не отрицал еще раньше и В. Л. Янин, допускавший их принадлежность тысяцким либо другим представителям новгородской администрации 24.
Базируясь на изучении 930 экз. из коллекции Н. П. Лихачева, хранящейся в ГЭ, Ершевский предложил свою классификацию дрогичинских пломб. Исследователь выделил на них 32 типа княжеских тамг, объединенных в 9 категорий, а также 17 типов изображений кириллических букв, человеческого лица и так называемого знака «трискелес» ("triskeles"). Сделанный им в результате сравнения вывод о принципиальном различии дрогичинских и новгородских свинцовых пломб нельзя, однако, считать окончательным 25. Непонятно, каким образом Ершевский отделил пломбы из Дрогичина от находок из Новгорода из дореволюционных, частично беспаспортных материалов. Использованная им выборка составляет едва ли десятую часть всех находок пломб дрогичинского типа на территории Восточной Европы и совершенно не охватывает дрогичинские пломбы, хранящиеся в музеях Польши, Беларуси, Украины. Соответственно не привлечена и польская литература о них, в том числе и опубликованная Мусянович сравнительная таблица изображений на пломбах из Дрогичина. Таким образом, до публикации максимально полного свода всех открытых пломб дрогичинского типа, их детального сопоставления все заключения о тождестве и различиях их локальных трупп могут носить лишь предварительный характер.
За сто тридцать лет, прошедших с момента введения в научный оборот первых находок дрогичинских пломб, они не раз становились предметом внимания отечественных и зарубежных исследователей, однако до сих пор остаются до конца нерешенными многие вопросы, касающиеся их хронологии, назначения и использования 26. Неясно, где они прикреплялись к товарам либо связкам шкурок, почему обнаружены в том огромном количестве в сравнительно небольшом пограничном Дрогичине, а не в более крупных политических и торговых центрах Древней Руси. Не картографированы все известные к настоящему времени местонахождения пломб дрогичинского типа в Восточной Европе. Необходимо проследить количественное распределение их находок по пунктам и регионам, создать общую типологию и установить закономерности в распространении определенных сфрагистических типов, характеризующихся сочетанием изображений и знаков на обеих сторонах пломб. Целенаправленная разработка данной проблематики поможет приблизиться к решению вопросов идентификации этих интереснейших памятников средневековой сфрагистики, к уточнению состава их функциональных групп. В результате еще больше повысится ценность пломб дрогичинского типа как массового источника по истории древнерусской геральдики, сфрагистики, торговли и денежного обращения.
Чтобы подготовить почву для создания надежной и детальной классификации, максимально достоверной атрибуции пломб дрогичинского типа, необходимо прежде всего выявить и картографировать все известные к настоящему времени находки.
К сожалению, далеко не всегда удается определить точное количество пломб дрогичинского типа, найденных в том или ином пункте. Скажем, в Дрогичине эта цифра установлена с точностью до одной—двух тысяч, в Городце и Новгороде — с точностью до нескольких сотен экз. Практически невозможно расчленить подавляющее большинство находок из с. Борки (современной Рязани) и Старой Рязани, поступивших в общей массе в составе одной коллекции А. Ф. Федорова из 138 штук в Московский археологический институт, откуда после его упразднения в 1922 г. их передали в Этнографо-археологический музей I Московского государственного университета, где они впоследствии и затерялись. Все же создается впечатление, что в основном эти пломбы происходят из Борок, а не из Старой Рязани, при раскопках которой они попадаются крайне редко 27. Пломбы дрогичинского типа из Новгорода и близлежащего Рюрикова Городища, где находился княжеский архив и откуда происходит большинство новгородских памятников сфрагистики, рассматриваются обычно как одна серия, что вполне естественно ввиду общности их происхождения.
Можно только предполагать, из каких мест Среднего Поднепровья (Киева? Княжей Горы под Каневом?) происходит 17 свинцовых пломб, оказавшихся в составе собрания известных киевских коллекционеров конца XIX — начала XX в. Б. И. и В. Н. Ханенко, а затем поступивших на хранение в отдел археологии Художественно-промышленного и научного музея в Киеве 28.
Тем не менее полученные в результате картографирования результаты объективно отражают особенности их бытования в Восточной Европе

Товарная пломба Давыда Святославича: Царь Давид поясной/ княжеский знак

Полоцкий князь Всеслав Брячиславич, 11 век

Виолка-Хмельницкая  область

Пломбы КР

Виолетта.Украина.г.Николаев

Николаев.Украина.Виолити

Николаев.Украина.Виолити